Айны острова Хоккайдо / Les Ainos à Ueso, I / 1897

Тайга ходи (Удэгейцы)

УДЭГЕЙЦЫ

Леса Уссурийской тайги стали домом для коренного малочисленного народа Хабаровского края и Приморья — удэгейцев. С давних времен потомки удэгейского царя и великого воина Сагди Куаюна живут по рекам Иману, Бикину, Хору и Уссури, называя себя удэ, удэhэ - «лесные люди». Публикации В.К. Арсеньева «Лесные люди удэхейцы» и писателя А.А. Фадеева «Последний из удэге» познакомили широкую публику с этим народом.

Долгое время удэгейцев объединяли в одну этническую группу с орочами и тазами. Однако исследователи их истории С.Н. Браиловский и В.К. Арсеньев первыми заговорили о генетическом и культурном своеобразии этого народа. Позже дальневосточные ученые-этнографы А.Ф. Старцев, Ю.А. Сем и Л.А. Сем, В.А. Тураев в своих работах со всей убедительностью доказали правоту краеведов.

Согласно первой всеобщей переписи населения Российской империи за 1897 г. число удэгейцев обоего пола на всей дальневосточной территории составляло 1842 чел. Сегодня в Хабаровском крае людей, определивших свою национальную принадлежность как «удэгеец», насчитывается 620 чел. (данные переписи 2010 г.). Еще в недавнем прошлом удэгейцы делились на восемь территориальных групп, носивших названия тех рек, на которых они жили, например: хунгарийская – хунгакэ, анюйская – унинка, хорская – хункэ и т.д. Но в настоящее время вряд ли идет речь о таком делении. В пределах нашего края местами компактного проживания удэгейцев считаются поселки Гвасюги, Кун, Снежный, Арсеньево, Уни, где Гвасюги — это центр удэгейской национальной культуры.

Язык удэгейцев - удиэ кэйэвэни- относится к южной, амурской ветви тунгусо-маньчжурской группы алтайской языковой семьи. Он делится на несколько говоров, объединенных в три диалектные группы: хорско-анюйскую, бикинско-иманскую, самаргинско-хунгарийскую. Как и языки многих коренных малочисленных народов Севера, удэгейский язык был безписьменным. У истоков создания удэгейской письменности стоял Е.Р. Шнейдер (1897-1937), опубликовавший серию школьных учебников и «Удэйско-русский словарь с приложением грамматического очерка». За последние годы увидели свет ряд новых учебных пособий таких авторов как Е.В. Перехвальская, А.Х. Гирфанова, И. Николаева, М. Тольская. Большую методическую и культурно-просветительскую работу ведет учитель родного (удэгейского) языка, жительница с. Гвасюги В. Т. Кялундзюга, признанная в 2013 г. «Душой России». При деятельном участии Валентины Тунсяновны увидели свет «Словарь удэгейского языка (хорский диалект)» (1998 г.) и электронное фонетическое справочное пособие по удэгейскому языку «Удиэ кэйэвэни» (2008 г.). 

Самоназвание народа — «лесные люди», указывает на основной вид их хозяйственной деятельности. Еще В.К. Арсеньев называл удэгейцев самыми искусными охотниками, не имеющих себе равных на всем Дальнем Востоке. Тайга была открытой книгой для удэгейцев. Отличные следопыты, они знали повадки зверей и птиц. Отцы с детских лет учили своих сыновей охотничьему мастерству. Как только мальчик начинал ходить, отец привязывал к его поясу два ножа. В десять лет ребенок уже участвовал в охоте и рыбной ловле. Впервые добытый сыном охотничий трофей, в особенности, соболь, становился поводом для проведения праздника с приглашением родственников и односельчан. Охотились удэгейцы на лося огбуе, изюбра кяна, медведя мафа, соболя нюхэ, барсука яндаси и мн. др. животных. Основным охотничьим снаряжением был лук бэи и стрелы с разными наконечниками, в зависимости от того, на какого зверя шла охота, а также копье гида, нож-пальма хогдо, петли хука и уфи, самострелы бэйсигу, туга, поу мони, ловушка хука и ловушки-давилки дуи, кафали, ланги, хадана. Во второй половине XIX в. у удэгейцев появляются фитильные ружья.

Охотник не мог отправиться на промысел, не задобрив и не попросив помощи у хранительницы душ зверей небесной старухи Тагу Мама или Сангия Мама. Бикинские и хорские удэгейцы рассказывали, что они обращались со своими просьбами к помощнице небесной старухи Гула адзани, жившей в горах, чьи севохи в виде трех антропоморфных ивовых веточек, перевязанных красной тесемкой, ставили у подножия гор. В случае удачной охоты «рты» севохи смазывались кровью добытого животного, а возле них складывали его голову и сердце.

Особое отношение было у удэгейских охотников к соболинной охоте. Промысел на пушного зверя, от которого зависело благосостояние семьи, считался праздничным событием. Поэтому на такую охоту промысловик уходил в праздничной одежде, попросив, предварительно помощи у небесной старухи. Прибыв на место, он уже обращался со своими просьбами непосредственно к небу Буани и хозяину гор Онку, для чего на хвойном дереве делал треугольную зарубку пиу и небольшой жертвенный столик дагю, куда складывались кусочки пищи и спички, кропил это спиртом и только после этого просил у духов удачи в промысле. После чего охотник переодевался в промысловый костюм и шел добывать зверя. Много было написано об искусстве удэгейцев ходить на лыжах. Виртуозность владения этим средством передвижения поражало русских казаков.

Не менее искусными были удэгейцы и в рыбной ловле. Их не пугало бешеное течение горных рек, на берегах которых они жили. Ловко управляя долбленой лодкой, они били острогой рыбу и прятавшуюся от людей под водой водоплавающую птицу. Если же рыба плыла далеко от лодки и ее трудно было поймать, то рыбак бросал острогу и промахи при этом бывали редки.

Удэгейцы ловили тайменя зэли, ленка зауна, щуку гуэсэ, сахана кактэхэ, кету дава, горбушу, симу, хариуса и др. Лососевые были важной частью пищевого рациона народа, их заготавливали впрок, делая юколу. Считается, что промыслом рыбы занимались, в основном, мужчины, но когда ход рыбы был обилен, то и женские руки не были лишними. К основным рыбопромысловым орудиям относились остроги мэимэ и зогбо, крючковые снасти токэ, удочки ума, сети адали и различные ловушки ха. Как в случае с охотой, рыбная ловля всегда сопровождалась особыми обрядами, посвященными духу воды и духу-покровителю всех рыб. При появлении «гоцов», т.е. первых рыб из лососевых, удэгейцы втыкали на берегу наполовину расщепленый колышек, на котором лежал плоский камешек с уложенным на него жиром, хвостом, хрящями и боковыми плавниками рыбы, с тем чтобы дух-хозяин всех рыб сугзэ азани ади вохуди обеспечил удачу в рыбной ловле.

С глубокой древности занимались удэгейцы собирательством. С конца весны и до глубокой осени женщины и дети заготавливали дары природы: черемшу содои, дикий лук дасухта, дикий чеснок зизокто, стебли белокопытника нагали, клубни дикой лилии гела и др. травы и коренья. Из ягод, что давал лес, люди собирали черемуху йэни, жимолость хутумуктэ, голубику зиктэ, красную смородину косоли, бруснику туэктэ, клюкву гакта, боярышник заликта, шиповник киоктэ, калину, дикие груши и яблоки. Удэгейцы были хорошо осведомлены о целебных свойствах произраставших в тайге растений, которые служили им лекарственными средствами. Так от цинги они спасались черемшой, диким луком и чесноком, желудочные болезни лечили соком подорожника, отваром листьев красной смородины и т.д. Но самым почитаемым растением считался женьшень олондо, чьи целебные свойства признаны во всем мире. Выкапывать корни женьшеня мог только мужчина. С приходом русских удэгейцы, по примеру своих соседей, занялись огородничеством. В рацион их питания помимо мяса, рыбы и дикоросов вошли картофель, кукуруза, тыква, огурцы, соя, фасоль и т.д.

Женщина была хранительницей очага и воспитателем в семье удэгейцев. Не покладая рук работала она по дому, обшивала семью, выделывала кожи зверей и рыб, шила все постельные принадлежности, учила дочь с ранних лет держать в руках иголку. Вышитые удэгейками одежды составляют гордость музейных коллекций.

В прошлом удэгейцы вели полукочевой образ жизни: летом или в лесу обустраивали временные селения зуасикси, где строили дома кава, свайные амбары и помосты дзали и дэка, полуцилиндрическую постройку хукбу. Зимой они возвращались в свои постоянные селения йоохо, где жили в полуземлянках туэзэ с расположенным в центре жилища очагом тоопти. Рядом с жилищем находилась коптильня санмингу, вешала для вяления рыбы дагума. Кроме жилых и хозяйственных построек удэгейцы сооружали и ритуальные постройки — кумирни для добрых духов, покровителей промысловиков, родильный шалашик ятоу кава и погребальные домики. Сейчас такие постройки ушли в прошлое, им на смену пришло капитальное жилье.

Основа духовной культуры удэгейцев — анимизм, т. е. одухотворение природы, где все природные объекты, животные и растения имеют душу. Причем, если у животного была только одна душа, то человек имел две. Душа, обитающая внутри человека — чалини хала — считалась крепкой, не подверженной влиянию злых духов, вторая душа — ханя — его тень, слабая и могла пострадать от злых сил. Весь окружающий мир, согласно народным воззрениям, делился на три уровня: мир небесный боли амбани силэни боани, мир земной ни силэни наа и мир подземный докеня наани. Самым могущественным среди хозяев миров был Эндури, вторыми по значимости были старуха Тагу Мама и старик Чинихе Мафа. После них на иерархической лестнице располагались хозяин моря и рек Ганихи, хозяин лесов и гор Онку, хозяин огня Пудзя. Среди злых духов, способных навредить человеку, было человекообразное существо Амба, но больше всего удэгейцы боялись злого духа Огдзе. Если человек нарушал законы предков, законы тайги, Огдзе обязательно наказывал его. Удэгейцы твердо верили, что их первопредками и покровителями являлись тигр Куты Мафа и медведь Мафа, свидетельством тому служат удэгейские мифы.

Важное место в жизни удэгейцев занимали шаманы — посредники между человеком и духами. Не каждый мог стать шаманом, это был особый дар, ниспосланный человеку небом. Среди шаманов существовало разделение на молодых Ница самани и больших шаманов — Сагди самани. Только большой шаман имел право камлания по случаю проводов души умершего в мир мертвых.

Богато и разнообразно по своим жанрам народное творчество удэгейцев. Это рассказы, предания, мифы и легенды тэлунгу, пословицы и поговорки дианкити, загадки нагбинку, песни ехый, колыбельные эмусини. Многочисленные музыкальные инструменты — флейты, свирели, свистки, щипковые инструменты использовались в качестве музыкального сопровождения песен и танцев во время обрядовых праздников. В орнаментах и узорах на одежде, бытовых предметах, скульптуре и плоскостном рисунке ярко проявилось изобразительное искусство народа. Обработкой ткани, рыбьей кожи, меха, замши, бересты занимались женщины, удел мужчин — металл, кость, дерево. Отдельного упоминания заслуживает ритуальная скульптура удэгейцев. Антропоморфные изображения отличались большой реалистичностью, зооморфные фигурки часто имели раскраску. Зооморфные изображения на бытовых предметах или орудиях труда сопровождались изысканой ажурной резьбой. Славились удэгейцы и своим ювелирным искусством, умением изготавливать из серебряных и золотых монет сережки, заколки для волос, кольца.

С появлением новых социально-экономических отношений и государственно-правового регулирования образ жизни удэгейцев изменился, однако этномаркирующие формы жизнеобеспечения – охота, рыболовство, собирательство – не потеряли своего значения. В настоящее время в с. Гвасюги под руководством В.Т. Кялундзюга действует национальная община «Удэ».

Возможность ознакомиться с некогда бытовавшими формами хозяйствования и духовной культуры удэгейцев предоставляет Хабаровский краеведческий музей им. Н.И. Гродекова. В его фондах имеются поистинне уникальные коллекции удэгейских бытовых предметов, одежды, средств передвижения, выполненные мастерами декоративно-прикладного искусства, яркими представителями своего народа, жителями с. Гвасюги: А.Н. Кимонко (Кялундзюга), Е. Кимонко (Кялундзюга), К.З. Кимонко (Камдига), Н.И. Кимонко, С. Д. Кимонко (Кялундзюга), А.Н. Кялундзюга (член Союза художников России) и др. Знаменитые удэгейские лодки-долбленки, выполненные для музея Е.С. Кимонко находятся в постоянной этнографической экспозиции.

 

УЛЬЧИ

                            УЛЬЧИ

 На берегах могучего Мангу (Амура) с древнейших времен и по настоящее время проживает народ, который сам себя называет нани, что значит «местный», «здешний». Но так уж повелось с далекого XVII века, что, встречаясь с людьми этого племени, пришельцы давали им свои названия. В записках русских первопроходцев появляются жители Амура нгатки и лонки, позже – мангуны. В отчетах ученых — исследователей XIX века Ф. Шмидта, П. Глена и Л.И. Шренка люди, жившие на Нижнем Амуре, чьи территории граничили на юге с нанайцами, а на севере с нивхами, получили название ольча, преобразованное затем в ульчи. Именно последнее и было закреплено в качестве самоназвания за этим народом в годы Советской власти.

По данным последней Всероссийской переписи населения 2010 г. ульчей — 2765 человек городских и сельских жителей, большая часть которых проживает на территории района, получившего свое наименование от современного самоназвания — Ульчский. Центр района — село Богородское.

Несмотря на имеющиеся исторические, этнографические, культурологические и лингвистические научные труды, в этнической истории, в вопросах материальной и духовной культуры ульчей еще много «белых» пятен и загадок. До сих пор не решен вопрос о происхождении этноса, более того, только в XIX в. ульчи были определены в качестве самостоятельной этнической группы и, по историческим меркам, совсем недавно, в 60-х годах прошлого века отечественным лингвистом О.П. Суником было со всей определенностью доказано, что ульчский язык — это самостоятельный язык тунгусо-маньчжурской группы алтайской языковой семьи, а не диалект нанайского языка, как это считалось раньше.

Необыкновенной красотой отличаются те места, где живут ульчи. Природа подарила Ульчии, так зовут сегодня свою землю современные жители района, и сопки со снежными вершинами, и широту Амура, и многочисленные озера, и места с лечебными минеральными источниками, и леса с ценными породами деревьев и богатым животным миром, и выход к морю. 

 Все эти условия определяли и определяют до сих пор уклад жизни ульчей.

В своем стихотворении поэтесса-ульчанка Мария Дечули написала о нашей дальневосточной великой реке: «Амур, ты и кормишь, и поишь, / И щедрости учишь людей. / И веслами длинную повесть / Писали на глади твоей».¹ Эти строки об ульчах — рыбаках и бесстрашных охотниках на лесного и морского зверя. Рыболовный промысел составлял основу жизнедеятельности ульчей. О его значении говорят названия в народном календаре. Так, время хода горбуши именовалось уоро бены (месяц горбуши), а летней и осенней кеты — сильги бены и дава бены. Для добычи рыбы люди использовали многочисленные орудия лова — ставные (нэмдэ, чидя) и плавные (анга, тэмтэ) сети, зимний (сипси) и летний (мэнгэ) заездки, крючковые снасти (накуйтэли), удочки, остроги (дёгбо), багры (тэмули), которые изготавливались самими рыбаками. В годы Советской власти на территории проживания ульчей возникают рыболовецкие колхозы. И сегодня в районе действуют артели, которые занимаются добычей и переработкой рыбы, такие как «Калиновка» (рук. А.Г. Кучекта), «Булава» (рук. В.С. Ли), родовая община «Кади» (рук. Н.А. Кучекта) и др.

Охота по значимости в жизнеобеспечении людей занимала второе после рыболовства место. Ульчи-охотники славились своими мастерством в добыче пушных зверей, прежде всего, соболя, белки, колонка, горностая, лисы. Для того, чтобы обеспечить семью мясом ульчи охотились на крупных лесных животных — лося, оленя, медведя. Основными охотничьими орудиями вначале были петли, ловушки-давилки, самострелы, луки и копья. В середине XIX в. лук и копье были вытеснены огнестрельным оружием. Выход к морю позволял ульчам заниматься и морским зверобойным промыслом. Добыча нерп, сивучей давала людям жир, а шкуры шли на изготовление одежды и предметов быта. О том, что охота была лишь вспомогательной отраслью хозяйства свидетельствует тот факт, что крупных хозяйственных объединений на ее основе не было. Промысел велся единолично или небольшими бригадами от колхозов или охотобществ, за которыми были закреплены охотучастки. Эта практика сохранилась до сих пор.

В то время как мужчины занимались промыслом, изготовлением промысловых орудий, строительством жилья и вспомогательных построек, женщины вели домашнее хозяйство. На их плечах лежала обязанность по заготовке продуктов питания на зиму и приготовление пищи. Они должны были уметь выделывать рыбью кожу и шкуры животных, шить одежду и изготавливать предметы быта. Забота о семье и воспитание детей — это было уделом ульчанки. Не покладая рук с ранних лет трудилась она. Разделка рыбы, сбор ягод и съедобных трав, пошив повседневной и праздничной одежды на всю семью, промысловой одежды для мужа, постельных принадлежностей, украшение всех вещей орнаментом — все должна была уметь женщина, хранительница очага. 

Недаром славится своими мастерицами ульчская земля. Работы члена Союза художников О.Л. Росугбу, Б. Куйсали, Е.Г. Ван, Д.И. Дян, Гирпака Кичо, Е.Г. Оберталиной, З.А. Пластиной, К.К. Сыны, К.Ч. Дятала, Т.И. Еюка. З.А. Ходжер, Н.К. Ходжер и многих других имеются в музеях края и за рубежом. Все было им подвластно и плетение из лозы, и аппликация, и мозаика, и ажурная резьба, и тиснение, и всевозможные виды вышивок. Традиции этих замечательных женщин продолжаются сегодня в работах их преемниц. И уже имена Л. Б. Хатхил, Т.Б. Матвеевой, Ю.И. Чижик, С.В. Росугбу, Н.П. Сафаргалеевой и др. звучат на выставках декоративно-прикладного искусства коренных народов Хабаровского края.

Не отстают от женщин и мужчины, продолжая древнее искусство резьбы по дереву и кости их отцов и дедов. Красота резьбы, выполненная на карнизах жилых и хозяйственных построек, фигурные дверные накладки, резные столбы бакса турани привлекали внимание ученых и путешественников. Недаром самым цитируемым в различных изданиях изображением жилища амурского аборигена является выполненный во время экспедиции Р.К. Маака на Амур рисунок зимнего ульчского дома с укрепленными и перекрещивающимися над передним фронтоном досками, украшенными изысканной резьбой и вырезанными в форме завитков концами. 

Особое место в мужском искусстве ульчей занимало изготовление ритуальных ложек для медвежьего праздника. Тонкая, филигранная резьба, тщательность художественной обработки и строго выдержанные традиции в изготовлении отличали эти изделия от остальных предметов домашнего обихода. Фонды ХКМ им. Н.И. Гродекова хранят работы К. Ангина, С.Н. Росугбу, Я. Уды. За годы существования СССР многое изменилось в традиционном укладе жизни ульчей. Промышленно произведенные товары чуть было не вытеснили навсегда древнее искусство резьбы по дереву. Но нашелся человек, патриот своего края Д.И. Ангин, основавший детскую художественную школу, куда пришли сегодняшние знаменитые не только в крае, но и далеко за его пределами и за рубежом мастера — Николай У, И.П. Росугбу, Ю.Н. Куйсали, Г.Г. Куйсали, А.В. Дечули, Г.В. Ангин и др.

Возможно, по примеру своего знаменитого земляка — поэта, сказителя, знатока родного языка, основавшего музей своего народа в с. Богородском П.В. Лонки, Д. И. Ангин совместно со своими учениками создал в с. Булава музей ульчской культуры, здание для которого было построено по его эскизам. Оно всегда привлекает внимание тех, кто посещает это старинное национальное ульчское село. В музее собраны уникальные экспонаты, они дополняются сегодня работами ульчских мастеров и их учеников.

Но не только декоративно-прикладным искусством славятся ульчи. Следуя вновь за М. Дечули, воспевающей в ствоих стихах родную землю и людей на ней живущих, находим в ее произведениях строки: «В каждом ульче с колыбели,/ С детства кроется поэт. / И когда ревут метели,/ Песней он своей согрет».² Здесь хочется добавить лишь одно, не только песенным, но и танцевальным прошлым и настоящим известны ульчи. 

О песенно-танцевальном коллективе «Гива», победителе всероссийских и международных конкурсов (рук. Г.П. Веткан) известно за пределами края. Он был основан в далеком 1956 г. заслуженным работником культуры РСФСР П.Л. Дечули, талантливым хореографом, создавшим не просто танцевальные номера, а «танцевальные картины», где посредством национальной пластики представлены сцены из жизни ульчей, их единение с природой. Ансамбль стал своеобразной кузницей кадров ульчской интеллигенции. Практически все вышеупомянутые мастера декоративно-прикладного искусства прошли танцевальную школу П.Л. Дечули. Его ученики получили хореографическое образование и позже руководили ансамблем или создавали собственные коллективы, достаточно назвать автора многих песен на ульчском языке, дочь Петра Леонтьевича, Л.П. Дечули, Н.Д. Дуван, М.С. Дечули и др.

Основным источником вдохновения ульчских мастеров, кормилицей ульчского народа была и остается окружающая природа. Одухотворение ее сил стало основой их верований. Все живые существа, подобно человеку, наделялись душой и разумом, а природные объекты, такие как, горы, реки, озера имели своих духов-хозяев. Поэтому мирное сосуществование людей и духов было залогом процветания, где главным принципом отношений был принцип «не навреди». Если же человек вынужден был нарушить этот закон, то он обязательно выполнял ритуал, который бы объяснил окружающим духам необходимость выполненного действия. В отношениях человека и природы царила гармония мирного сосуществования. Апофеозом этих отношений был «медвежий» праздник, событие огромной важности для всех ульчских родов, подробно изложенное в труде первого исследователя ульчей А.М. Золотарева «Родовой строй и религия ульчей».

Посредником между духами и человеком выступал шаман. Шаманизм был широко распространен среди ульчей. Шаманы имели своеобразные ранги, которые зависели функций, выполняемых шаманом. Начинающим шаманом — байби или нучи саманом считался тот, кто начинал вести себя необычным образом, его магическая сила нарастала постепенно, в зависимости от того, какие взаимоотношения складывались у него с его духами, покровителями и исполнителями. Шаманом, способным призвать на помощь духов для исцеления больного был даи или манга саман — большой шаман. Провожать души умерших в загробный мир мог только каса (касати) саман. Вплоть до христианизации и впоследствии распространении атеизма среди населения, шаман играл очень важную роль в жизни ульчей. Не так давно ушла из жизни знаменитая ульчская шаманка Индяка Дяксул, пользовавшаяся большим авторитетом у соплеменников.

О жизни ульчей, их религиозных воззрениях можно узнать из богатого фольклорного наследия народа, на нем выросло целое поколение современных ульчских авторов, самым известным из которых является член Союза писателей А.Л. Вальдю. Профессиональным поэтом стала М. П. Дечули, замечательные стихи принадлежат перу П. Лонки и ульчского художника А. Дятала, публицистика Н.С. Сипина и Б.Н. Вана не оставит никого равнодушным. Некогда бесписьменный, народ получил учебники по ульчскому языку для начальной школы, разработанные К.Ф. Дечули и С.В. Ангиной.

К сожалению, объем статьи не позволяет назвать всех, кто внес и вносит свой вклад в жизнь этого коренного малочисленного народа Хабаровского края. Учителя и врачи, участники войны, погибшие на полях сражений и вернувшиеся домой, те, кто живет и трудится на своей земле могут гордиться принадлежностью к одной из древнейших этнических групп Дальнего Востока России. Познакомиться с историей и повседневностью ульчей можно посетив сайт, созданный учениками Булавинской школы, а официальная информация представлена на сайте администрации района.

И еще немного от себя лично хочу добавить, что вот уже в течение десяти лет мои научные интересы связывают меня с ульчами. Это добрые, отзывчивые, готовые прийти на помощь люди. Красота Амура, высота неба, бескрайние просторы — это все отразилось в характере ульчей,это то, что составляет суть этого народа.

1Приведенный отрывок из стихотворения «Клятва» взят из книги М.П. Дечули «Мгновение». Хаб. краев. типогр., 2010 — С. 54.

2Стихотворение «Песня». Дечули М.П. «Мгновения», Хаб.краев.типогр., 2010. - С. 68-69.

ОРОЧИ ХАБАРОВСКОГО КРАЯ

Один из древнейших народов, проживающий на территории Хабаровского края – орочи, является и самым малочисленным из восьми коренных этносов, населяющих эту территорию. По данным Всероссийской переписи населения за 2010 орочей лишь 441 человек.

Высадившись в 1786 г. в бухте Де-Кастри, знаменитый французский мореплаватель Ж.-Ф. Гало де Лаперуз встретил людей, которые, якобы, назвали себя орочами. Так, с его легкой руки, это самоназвание закрепилось за жителями Ванинского и Советско-Гаванского районов нашего края. До сих пор особый интерес и неутихающие споры ученых вызывает происхождение орочей. Высказываются различные гипотезы об их корнях. Сегодня возобладало мнение, что орочи – это потомки аборигенов Нижнего Амура и Приморья, которых ассимилировали пришедшие в эти края тунгусы, т.е. эвенки. 

С давних времен селились орочи небольшими родовыми стойбищами в 15-20 человек по берегам рек. Природа была неотделима от их жизни, она давала людям пищу, материалы для изготовления одежды и вдохновение для их песенно-музыкального и декоративно-прикладного искусства. 

Рыболовство, охота и собирательство были основными традиционными занятиями орочей, близость моря дала возможность людям освоить морской зверобойный промысел. Добыча рыбы и зверя были мужским делом, а их разделка и заготовка – женским. С детских лет мальчикам-орочам прививалось охотничье мастерство и навыки рыбной ловли. Из поколения в поколение мастера-мужчины передавали сыновьям свои знания и умения в работе с такими материалами, как дерево, кость, металл, ведь посуда, мебель, промысловые орудия – лук бэи, копье гида, самострелы, ловушки, петли сети, невода, загородки, крючковые снасти, средства передвижения орочи изготавливали сами. Дочери же во всем помогали своим матерям, овладевая искусством кулинарии, выделки рыбьих и звериных шкур, пошива одежды. Женщины и дети с конца весны и до глубокой осени в большом количестве заготавливали ягоду, дикие яблоки и груши. Вся кулинария народа строилась на использовании добытых людьми рыбы, мяса и дикоросов. С приходом на земли орочей русских,  в рацион народа вошли картофель, овощи, молоко, квас.

Продолжая традиции дедов и отцов и сегодня на территории Ванинского района действуют родовые общины, такие как «Мапа» (руков. Евгений Александрович Акимов), «Север» (руков. Анна Васильевна Гришина), «Ороч» (руков. Елена Викторовна Пунадинка), «Национальное коллективное хозяйство» (руков. Дмитрий Владимирович  Ваулин) и др. Основными видами их деятельности остаются рыбодобыча, традиционное природопользование, лесозаготовка. 

Дары леса служили для орочей не только пищей, но и незаменимым лекарством от разных болезней: черемша, дикий лук – от цинги, сок подорожника широколиственного  – от желудочно-кишечных заболеваний, калина – от повышенного кровяного давления, лимонник – от пониженного, корень женьшеня – для лечения ран, травм, а его настой – при внутренних заболеваниях, багульник и ветки пихты исцеляли при головной боли, а высушенная шкура ежа помогало от болей в животе, это средство было сродни китайской иглотерапии и т.д. 

По своему мировоззрению орочи были анимистами. Они одухотворяли окружающий мир, наделяя не только живых существ, но и природные объекты душой. Согласно космологическим представлениям народа вселенная состояла из трех миров – небесного буа, земного наа и подземного буни. Небесный мир был населен божествами и добрыми духами во главе с верховным божеством Эндури, который живет на небе со своей женой Эндури мамачи. Именно в небесный мир отправляется душа покойного из загробного мира буни, который появился по воле шамана. Верховное божество Эндури, управляя жизнью 3-х миров, опирается на своих помощников эдзэни – хозяев местности, природных явлений, животных, птиц, рыб и т.д. У орочей был распространен и культ медведя. Важную роль в жизни орочей играли шаманы, которые не только лечили людей, но и являлись хранителями родовых законов и традиций.

Богатством отличается  устное народное творчество орочей. Это  мифы, сказки, героические сказания, предания, поучения, шутки, юмористические рассказы, загадки, анекдоты. Орочи были большими любителями пения, в их репертуар входили бытовые, трудовые и обрядовые песни, шаманские, напевы, сопровождавшие сказания. Исполнялись песни под аккомпанемент народных музыкальных инструментов – бубна, дудочек, варгана муони, смычкового инструмента дыдуманки.

Орочский язык – орочисэл до недавнего времени считался бесписьменным. Однако, в начале 2000 гг. на основе кириллицы  была создана орочская письменность. Наталья Ноевна Бисянка написала первый орочский разговорник, было выпущено первое учебное пособие, подготовленное учителем начальных классов национального орочского села Уська-Орочская Ванинского р-на Галиной Сергеевной Абрамовой  и в 2010 г. вышел в свет электронный учебник «Орочи кэсэни», над которым работали носитель языка Римма Николаевна Бисянка (Фролова) и к.ф.н., декан факультета Народов Севера ДВГГУ Дарья Муханаевна Берелтуева.

 Орочи, как и другие народы, населяющие Россию, всегда разделяли все тяготы, выпавшие на долю страны. Ушли на фронт и не вернулись Кирилл Батум, Трофим Батум, А. Мулинка, А. Акунка, Е. Еменка, П. Акунка.

За годы Советской власти у орочей появились свои представители интеллигенции – первые учителя: Надежда Лукьяновна Акунка, Дарья Филипповна  Еменка, Галина Сергеевна Абрамова-Тиктамунка, первая орочская поэтесса Наталья Ноевна Бисянка. Первыми врачами стали Анна Ивановна  Бисянка, Валентина Федоровна  Шилина-Акунка, Галина Борисовна Мудрак др. 

В целях сохранения культурного наследия орочей, их исконной среды проживания, традиционного образа жизни и хозяйствования  в 2007 г. на территории Ванинского района создано новое муниципальное учреждение культуры «Национальный этнокультурный Центр «СЭНКЭ», которым руководит Любовь Егоровна Варшавская. Здесь проводится работа по восстановлению утраченных традиций выделки рыбьей кожи, обучению плетению бисером, лоскутному шитью, изготовлению предметов национальной одежды. Заслуженной славой пользуется и фольклорная группа «Киа Хала» («Родной край»), исполняющая песни на орочском языке. В Советско-Гаванском районе действует Советско-Гаванское отделение региональной общественной организации «Ассоциация коренных малочисленных народов Севера Хабаровского края» руководит которой И.Ф.Акунка. Свой вклад в популяризацию своей культуры вносят и учащиеся школы национального села Уська-Орочская (директор Н. Ф. Абрамова-Акунка), создав и разместив в Интернете сайт об орочах.

НЕГИДАЛ — ЗНАЧИТ «БЕРЕГОВОЙ, ПРИБРЕЖНЫЙ»

Яркий разноцветный трилистник, меховой коврик-кумалан, традиционное негидальское платье, покрой спинки которого напоминает по форме птичий хвост — все это приметы, по которым можно узнать культуру негидальцев, коренного малочисленного народа Хабаровского края. А еще знаменитые на весь край фамилии — Николаева, Надеины, Охлопковы, Чепаловы, Семеновы — это те, кто своими достижениями приумножают славу этого народа. 

Легенда о происхождении негидальцев — елкан бэйэнин (настоящий, здешний человек), амгун бэйэнин (амгуньский человек) — рассказывает о том, что в стародавние времена несколько родов эвенков-кочевников, достигнув берегов Амгуни, притока Амура, решили осесть на этой земле. Богатая рыбой река, леса, где водились многочисленные звери могли дать людям пищу, материалы для постройки жилища и пошива одежды. Те, кто поселился в низовьях реки стали именоваться «низовскими» и основными занятиями их стали  рыболовство и охота, у тех же, кто откочевал в верховья Амгуни, охота была на первом месте, а рыболовство на втором, но не оставили они и традиционного занятия — оленеводства, но это уже было оленеводство особого типа — таежное. Эвенки же отделившихся сородичей, осевших на реке, назвали  негидал (нгегидал) - «береговые, прибрежные».  Вслед за ними и народы Амура -  нанайцы, ульчи, нивхи  стали так именовать своих соседей, а пришедшие на эти земли русские добавили к слову свой суффикс и возник принятый официально этноним «негидальцы». 

Эпоха русских географических открытий, начало которой было положено в XVII в., ознаменовалась освоением дальневосточных земель, куда  отправлялись по заданию царя служилые люди-казаки, купцы, православные священники.  Первые землепроходцы стали отправлять свои отчеты - «скаски» в архивную коллегию Москвы. Во многих документах речь шла и о жителях территории р. Амгунь. Но говорилось ли в них о негидальцах, точно сказать трудно, т.к. все аборигены Приамурья именовались в этих бумагах тунгусами или орочонами. Лишь с приходом в 1854 г. на Дальний Восток первой научной этнографической экспедиции Л.И. Шренка начинается планомерное изучение этнической истории аборигенного населения Амура. Однако отдаленность территории проживания народа от проторенных путей и здесь негативно повлияла на этот процесс. Этнографических работ, посвященных их материальной и духовной культуре периода XIX - начала Xxвв., т.е. времени, когда сохранялся еще традиционный образ жизни негидальцев, не так много. 

Считается, что человеком, который ввел в научный оборот этноним «негидальцы», обозначив, тем самым, самобытность народа, был знаменитый ученый, исследователь Дальнего Востока А.Ф. Миддендорф. Несмотря на бытующее представление о негидальцах как об одной из этнических групп амурских эвенков, Миддендорф вспоминал, что встретившись с представителями этого этноса, «как будто находился среди нового народа». Однако здесь следует заметить, что в его работах этот народ упоминается и как пиггидатери. Окончательно же этноним «негидальцы» закреплен в трудах Л.И. Шренка. Вслед за ним «нейдальцы» появляются уже на страницах дневника участника Амурской экспедиции Г.И. Невельского Н.К. Бошняка, который жил  с негидальцами в с. Гуга. Самый значительный вклад в изучение культуры и языка негидальцев внесли в далекие 20-е годы ХХ в. две студентки, участницы  Гарино-Амгуньской экспедиции и ученицы выдающегося советского североведа  Л.Я. Штернберга, В.И. Цинциус и К.М. Мыльникова-Форштейн. 

Ученицы Льва Яковлевича целый год жили в балаганах негидальцев р. Амгунь. Ученым  пришлось разделять бытовые трудности вместе с людьми, чей язык, психологию и особенности культуры они изучали. Сегодня результаты именно  их исследований, а это 320 образцов фольклора, из них 150 сказок и преданий, 70 песен, 60 загадок, 20 различных табу-запретов, полевые материалы по промысловому обрядовому фольклору, религиозным воззрениям лежат в основе большинства научных трудов, посвященных негидальцам. С сожалением можно констатировать тот факт, что те культурные особенности народа, которые были зафиксированы Цинциус и Мыльниковой, в результате христианизации и советизации были безвозвратно утеряны. Из материалов исследовательниц опубликована лишь небольшая их часть. Восстановить же утраченные страницы прошлого негидальского этноса можно было бы по архивным записям В.И. Цинциус, но их большая часть до сих пор не обработана. Это, возможно, поле для дальнейшей деятельности молодых негидальцев, которым небезразлична культура своего народа. 

Столь подробный экскурс в историю негидальского этноса не случаен. Как уже упоминалось выше, долгое время негидальцы считались лишь одной из этнических групп эвенков и их этническая самостоятельность часто подвергалась сомнению. Даже статус коренного малочисленного народа они  получили лишь в 2000 г.  А ведь этот народ действительно самобытный и  малочисленный. 

Согласно данным последней переписи населения 2010 г. негидальцами назвали себя всего 513 жителей страны, из них 358 — сельские жители. Большинство негидальцев — это жители Хабаровского края. Самым известным населенным пунктом, где компактно проживают негидальцы является небольшое национальное село в районе им. П. Осипенко — Владимировка, однако исстари основным населением и ульчского села Белоглинка являются негидальцы, живут представители этноса и в Николаевском-на-Амуре районе. Но сегодня тенденция такова, что сельские жители перебираются в город, поэтому уже до 30% от численного состава негидальского  населения — это горожане. 

О самобытности негидальцев говорит, прежде всего, хозяйственный уклад их жизни, который характеризовался частыми переходами от одного вида деятельности к другому. Оленеводство органично сочеталось с охотой на пушного и копытного зверя и подсобное рыболовство у верховских, для низовских же характерным было рыболовство в сочетании с охотничьим промыслом, те же, кто жили недалеко от морского побережья, занимались еще и морским зверобойным промыслом. Собирательство хоть и играло подсобную роль в жизни людей, но его продукты были неотъемлемой частью их рациона питания. 

От удачи или неудачи на промысле зависела жизнь семьи и сообщества в целом, поэтому и охота, и рыболовство требовали от мужчин навыка, глубоких знаний, терпения, хорошей реакции и дара предугадать, когда пойдет рыба или где нужно искать того или другого зверя. Женщины вели домашнее хозяйство, перерабатывая добытую рыбу и мясо, готовя пищу, обрабатывая кожу рыбы и шкуры животных для пошива одежды на всю семью.  

Будучи по своей природе анимистами, негидальцы верили, что весь окружающий их мир населен духами. Не сам человек, а духи определяют его жизнь. Так, духи неба даруют удачу на охоте, поэтому необходимо было приносить им подарки на родовое мольбище — алачинки (таучинки) — устраиваемое в тайге. Посещение мольбища было исключительно мужским делом, женщинам ходить туда запрещалось. Отдельно задабривался дух-хозяин горной тайги, связанный родственными узами с «горным человеком» - медведем, одним из самых почитаемых негидальцами животных, в честь которого устраивался особый праздник. Большое уважение выказывали промысловики и духу огня подя(а). Считалось, что подя - сам знатный охотник, но охотится он ночью и лишь того животного добудет охотник, чью душу или "тень" поймает перед этим сам дух огня. Негидальцы верили, что подя мог предсказать удачу или неудачу промысловику. Если горящие в огне поленья издавали треск, похожий на выстрел, то охотника ждала удача, если же это были звуки, похожие на крик, то в этом случае промысловику лучше было бы остаться дома, удачи ждать в этом случае не приходилось. Возможно многое из того, что записала В.И. Цинциус уже кануло в лету, но настоящие охотники среди негидальцев все-же не перевелись, и традиции, доставшиеся от предков, они стараются соблюдать. В настоящее время в с. Владимировка проводится ставший уже традиционным День охотника — большой национальный праздник, на котором охотники могут продемонстрировать свое мастерство, а все желающие - поучаствовать в спортивных соревнования, принять участие в концерте, исполнить традиционный круговой танец негидальцев хадё. 

От хозяина воды таамуна зависел успех на рыбалке и в охоте на морского зверя. Ему, как и духу неба, предназначались подношения тех, кто собирался на реку или озеро. С хозяином воды было связано и поверье о том, что если в семье произошло несчастье и кто-то из родственников утонул, то члены рода в обязательном порядке осенью и весной должны были совершить моление перед прорубью, задабривая, тем самым, духа-хозяина воды.

Был у негидальцев и свой культурный герой - Анда Мэргэн, который имел способность под видом животного или предмета быта, пускаясь на поиски жены - прекрасной Пудин, совершать на своем пути подвиги,  становясь  доблестным охотником. Не было тайной для негидальцев и происхождение человека и земли, эти мифы во многом перекликаются с нанайскими мифами первотворения, когда поверхность земли из-за действия трех солнц представляла собой раскаленную лаву, а первый человек Уди смог из лука убить двух их них. Обо всем этом можно узнать, познакомившись с богатым фольклорным наследием народа.  

Несмотря на принятие негидальцами православия, еще долгое время шаманы играли в их среде важную роль. Шаманизм негидальцев был сродни нанайскому и ульчскому.  Выступать посредником между духами-хозяевами природы, избавление от злых духов, очищение жилища и людей после долгой зимы, врачевание, советы по поводу охоты и рыбалки — все это было в ведении шамана. В Хабаровском краевом музее им. Н.И. Гродекова имеется уникальный экспонат — костюм негидальского шамана, неизменно привлекающий внимание как отечественных, так и зарубежных ученых. 

О самобытности негидальского языка, его своеобразных чертах в фонетическом, грамматическом и лексическом отношениях, сохраняющихся в нем до сих пор, говорила еще В.И. Цинциус. Наконец создан и собственный алфавит для этого языка северной группы тунгусо-маньчжурских языков, а коллективом авторов в составе педагогов А.В. Казаровой, Д.И. Надеиной и к.ф.н. Д.М. Берелтуевой создано электронное фонетическое справочное пособие по негидальскому языку. 

Негидальские мастерицы декоративно-прикладного искусства — неизменные участницы проводимого в крае Меджународного фестиваля аборигенной культуры «Живая нить времен». В 2008 г. ковер, выполненный Д.И. Надеиной был отмечен публикой и жюри как лучшее изделие, мастерица получила заслуженную награду — Гран-при фестиваля. 

Несмотря на то, что и сегодня довольно непросто из краевого центра добраться и до Владимировки, и до Белоглинки, люди не оставляют мест, где поселились их предки, сохраняя традиции негидальского народа.